▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨
⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞
⊞⊞ U R HERE ⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞
⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞⊞
▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨▨
fc toby kebbell
энда коркоран, 32
волшебник; дублин, ирландия; торговец артефактами
гарольд бёрч [отец, мёртв], шинейд коркоран [мать, мертва], брона коркоран [сестра, 34]
в одни руки — один флаер, не забудь
— видишь, какая у неё кривая губа? — гарольд тычет мизинцем в фотографию (ноготь такой длинный вообще для чего?). — это дьявольская отметина. все женщины с такой губой сходят с ума, запомни.
после перемещения из дублина в лондон энду тошнило неделю (не очень понятно, от англии или посредственных навыков отца, который хромал следующий месяц, но улыбался так, будто всё точно прошло как надо). когда у энды спросили, где он хочет остаться, он сказал дублин. броне повезло больше — она осталась с шинейд.
девочкам всё лучшее, блять.
в лондоне воняет. новые пассии отца, кажется, вываливаются прямиком из дымохода; ручки тоненькие, под глазами ни морщинки, табачным дымом разит за версту. все как одна появляются и исчезают в одно и то же время, промежутки равные — гарольд смеётся, мол, можешь не запоминать имена. все как одна давят [r] на корню и смеются над эндой, что ты там лопочешь, не понимаю. спустя пару лет энда тоже начинает смеяться, когда очередная приходит знакомиться. гарольд одобрительно кивает.
когда шинейд умирает, гарольд меняет гардероб. полностью. это для того, говорит, чтобы твоя мама меня не узнала. покойники ребята злобные, любят возвращаться, а с дьявольской отметиной мести не избежать. энда гадает, за что мама должна мстить.
брона остаётся в дублине с бабкой. девочкам всё лучшее.
гарольд посмотрел «гражданина кейна» и понял, чего хочет от жизни.
умереть в роскоши.
новая пассия гарольда то ли поёт в ковент-гардене, то ли пела, то ли собирается петь. когда она наклоняется над изголовьем кровати энды (никогда ещё безымянные женщины не пробирались так далеко, наверное, это серьёзно), пахнет сандалом и плохими рифмами; энда не слышал колыбельных уже несколько лет и проглатывает комок тошноты. лучше бы у неё была кривая губа. ростки безумия гарольда пробиваются прямиком из каминной кладки: голос певички никуда не годится, и из золы и слюны гарольд пытается вылепить ей новые связки. неделю помешательства и одно покушение на убийство (голосовые связки у человека находятся под досадным слоем кожи) прислуга списывает на пьянство. затеи у твоего отца всегда были интересные.
гарольд спускается в столовую за утренним кофе. глаза ясные.
следующие несколько лет энде весело. новых женщин отец практически не приглашает, зато определяется с новой целью. хочу, говорит, огромный особняк. нет, ты не понимаешь, огромный. магия пятых, десятых и тридцатых измерений помогает гарольду каждый будний день достраивать по новой комнате, каждые выходные — по пристройке. у энды уже 15 новых комнат, и ни одну из них гарольд не может наколдовать до конца (в принципе, это и не нужно). прислуга загадочно улыбается и всё чаще берёт выходные — теперь это намного проще, их иногда вообще никто не слышит — остаются самые преданные. к концу первого года энда не может посчитать, сколько в их доме помещений и рисует безопасную карту.
недавно гарольд решил, что будет здорово, если входы в новые комнаты будут появляться случайно (это заклинание он придумал сам). теперь с третьей ступени когда-то главной лестницы можно попасть на пятый этаж.
но осторожно, пол не достроен.
четвёртого этажа тоже нет.
гарольд тащит в дом всё, что плохо лежит (когда он умрёт и все вспомнят о наследстве, окажется, что деньги спустили на артефакты и какие-то протухшие — буквально протухшие — книги). мы воюем с русскими, говорит гарольд и меняет расположения выходов из дома каждые сутки.
где-то в этот момент энда понимает, что что-то не так. крыша, наверное, протекает не только у дома.
из прислуги осталась только доркас. у милой доркас в глазах ужас, который выветрится только на тридцатый день после смерти гарольда, когда энда спросит, можно ли забрать к ней домой его кота. кота забрать нельзя, потому что хуй знает, где его искать. полгода назад здесь потеряли дворецкого.
бедный стивенс.
вопросы на вступительных экзаменах в университете ничем не отличаются от разговоров с гарольдом.
в качестве дипломной работы энда воссоздаёт лабиринт минотавра.
с минотавром, сандаловыми призраками, ложными ходами, ложными выходами, воинственными русскими, добрыми экономками, детскими комнатами, ведущими на пятый этаж подвалами, голодными котами.
никакой нити ариадны, говорит энда. идите нахуй.
когда у него спрашивают, чем занимался его отец, энда говорит архитектор.
на выпускной вечеринке одногруппник решает на спор пройти лабиринт. энда улыбается двумя литрами виски: не пройдёшь. энда улыбается в деканате: сказал же, не пройдёт. в деканате не улыбаются, но на то, чтобы уничтожить его дипломный проект, у них уходит два месяца.
магия — это сложно.
энда доволен.
студентов обожают отправлять в аллертон на месяц-другой сразу после выпуска — в основном из-за того, что происходит на их последних вечеринках. энда думает: отдохну с недельку, а потом вернусь в дублин; неделя затягивается на несколько месяцев, деньги заканчиваются, и он вспоминает о доме в лондоне, который дальние родственники законсервировали от греха подальше. протухшие книги, зачарованные фарфоровые куклы, чайный сервиз, из которого по легенде пила чай королева виктория (в бейквелле готовы купить всё, к чему притрагивались королевские руки, — не так уж волшебники и отличаются от обычных людей, да?) — всё идёт в ход.
иногда на то, чтобы найти в этом доме хоть что-нибудь, уходят годы.
энда возвращается раз за разом — в аллертоне прикидывается телепатом, стоит в очереди на новые лекарства, помогающие кому-то заглушить голоса в голове (не покупать же наркотики, в самом деле). побочные эффекты — лучшие эффекты, говорит энда.
в принципе, нахуй ирландию, думает он. на вырученные после пары крупных сделок по продаже артефактов энда покупает в бейквелле дом.
тоскующих по острым впечатлениям, написано на флаере, приглашаем в первый в бейквелле магический лабиринт.
как бы его назвать.
|
бешено ярый с бычьей ногой добрый бык
добрый быкВ Филлори во рту пересыхает быстрее, чем на самой унылой нью-йоркской тусовке: вакханки порхают вокруг него, отгоняя мух и почитателей (Эмбер вернулся, восславим Эмбера), опьянение исчезает быстрее, чем бокалы; кажется, к местному алкоголю у Вакха всего-то за несколько недель выработалось привыкание - с тем же успехом можно пить виноградный сок.
извращение
Двадцатый век Вакха очеловечил быстрее привязанности к кокаину: он привык к клубам, комфорту, дизайнерским наркотикам, появляющимся каждый день; последние годы засел в Нью-Йорке, выбираясь разве что по исключительным поводам вроде Burning Man. Безумие было приручено столетия назад, но так налажено - впервые; с людьми не успеешь заскучать, если дресскодом каждого ивента сделаешь «приведи достойного друга» (в себе, на себе или с собой - без разницы). Месяц назад объявилась Ирис - Вакх не знает, как долго ничего о ней не слышал, но не видел бы её ещё столько же -
люди то ли попытались проникнуть в Блэкспайр, то ли собирались попытаться (Ирис, серьёзно? ты вообще видишь, в каком я состоянии? можешь прийти завтра, только без этой унылой рожи),
Вакх так и не понял, потому что не хотел понимать; Ирис морщится, когда слышит, что ему нужно отоспаться (она-то, наверное, первая попрощалась со всем бренным).
Иди нахуй, Ирис.Первое время он долго думал о том, почему Ирис позвала именно его - может быть, потому что знала, что он даже не дослушает и сразу скажет «да», потому что Библиотека - коллекция магической плесени, способной разве что вгонять его в тоску, потому что он никогда не отказывал ей раньше, потому что привык полагаться на то, что её идеи (это Вакх признавал без особых усилий) самые здравые. Когда рядом была Ирис, Вакху не нужно было думать; когда она закончили с ритуалом и Ирис исчезла первой, Вакх решил, что думать он уже даже не хочет.
Первое время приходилось стараться, чтобы опьянеть: держать эту мысль в уме, а вино во рту (сколько было выпито зря), не забывать о том, что пытаешься почувствовать; когда Ирис создала хуй знает какой по счёту мир, Вакх обзавёлся менадами и приручил безумие (в Аргосе сначала научились выращивать виноград, а потом начали жрать своих же младенцев). Говорят, Гера свела его с ума и наложила проклятье - ложь, конечно, хотя она всегда была той ещё сукой; Ирис выслуживалась перед старыми богами, которые отказывались её признать,
Вакх иногда убивал - в основном, конечно, старых знакомых и мелких божков (все смотрят с таким презрением, будто он в чём-то виновен). Стоит выйти из себя и разорвать несколько тел, как тебя назовут безумным,
безумие - это желание стать богом.Когда мать отказалась от него, он вспомнил об обиде всего-то спустя пару столетий после её смерти: вспомнил и спустился в Аид, чтобы её забрать и сделать богиней,
и это он безумен? Безумие - это его силы, бессмысленные и острые, царапающие ему руки; их слишком много, он готов ими делиться - а люди говорят, что он сеет хаос. Безумие - это ускользающее воспоминание о прошлой жизни, бледнеющее с каждой секундой, безумие - это несмертность и пришедшее вслед за ней онемение; Вакх перестаёт ощущать собственное тело, как только закрывает глаза, и проваливается в глубины, о которых ему никогда не было интересно думать. Может быть, Ирис это и было нужно, но Вакх никогда о таком не просил.Менады знают, что самый простой способ его порадовать - сжечь рыжее чучело. В идеале - вместе с каким-нибудь городом,
Ирис отравляет всё, к чему прикасается.
(а безумным назвали его)Филлорианцы, сочиняющие песни не ему, но Эмберу, сходят с ума. Воспоминания о прежнем унижении, об отвергающих его богах и людях - что стекло под ногами; ступни Вакха в земле, руки в бычьей крови
(отвратительные песни)
В Филлори душно и от маски потеет лицо; запас наркотиков подходит к концу, местные вообще ничего не делают; во рту сухо,
(отвратительная музыка)
В Филлори не знают его имени - Вакх напоминает себе, что так правильно, и на несколько дней забывает о том, как его зовут. Всё теряет смысл, когда Шошанна подходит к нему и уголками рта образовывает обеспокоенность (боги, тебе это так не к лицу), всё теряет смысл, когда Шошанна - забывшись - говорит Вакх, а из-за её плеча выглядывает Ирис.Вакх сплёвывает себе под ноги (снова не успел забыть её лицо).
— Я, кажется, говорил что-то насчёт постной рожи.
Может быть, она и с монстром успела договориться - и сдала ему Вакха, ей не впервой выслуживаться перед древними уёбками.
— Зачем ты пришла? Умоляю, скажи, что привела с собой Монстра, потому что твоя кислая мина меня убивает.
